Любовь Фёдоровна посмотрела мне в глаза. Я увидел её зрачки — словно заглянул в дуло винтовки. Кашлянул.

— Знаю. Только что её встретил. На улице.

Вахтёрша сняла очки, но не отвела взгляда от моего лица.

— Хорошая девка, — сказала она. — Вежливая. Красивая. Приятная.

Любовь Фёдоровна сощурилась — будто прицелилась. «Снайпершей на войне была, — подумал я. — Стопудово!»

— Смотри, Чёрный: узнаю, что обидел её!.. — сказала баба Люба.

Мне почудилось, что в её голосе лязгнул металл. Женщина показала мне кулак, потрясла им около моего носа.

— Да ладно вам, баба Люба, — сказал я. — Как вам такое на ум пришло?

Пожал плечами.

Улыбнулся.

И всё же отступил на шаг: разорвал дистанцию, словно в бою на ринге. Сообразил: на пару секунд я позабыл о том, что мне не двадцать, а семьдесят лет. Шутливо поднял руки — будто защищался.

— Малолеток не трогаю. Честное комсомольское, Любовь Фёдоровна. Я же не злодей!

Пару секунд вахтёрша смотрела мне в глаза. Всё это время я чувствовал себя так, будто находился под прицелом (подобные ощущения у меня часто бывали в пока ещё не наступивших девяностых годах).

— Ну, ну, — сказала баба Люба. — Ладно…

Она покачала головой.

И добавила уже без угрозы:

— Бабник.

Кириллу о появлении Котовой я не сказал.

Мы вышли из общежития — и сразу же увидели Лену.

Мой младший брат и Котова замерли лицом к лицу. Оба стояли, приосанившись и горделиво приподняв подбородки. Молчали: не поздоровались. Я смотрел на их профили и видел, как напряглись жилки на их шеях. Кир закусил губу, сжимал в руке ручки сумки с боксёрскими перчатками. Лена вцепилась в край своей кофты. Оба выглядели серьёзными.

Я сообразил, что Кир и Лена с понедельника почти не смотрели друг другу в глаза. Котова на этой неделе часто заглядывала к нам в комнату, но при появлении Кирилла она тут же уходила: будто чего-то стыдилась. Похожим образом вёл себя в её присутствии и мой младший брат: Кирилл стыдливо прятал от Котовой взгляд… до этой минуты.

Я кашлянул — напомнил о себе.

Котова тряхнула кудрями.

Кир нахмурился.

— Дружба? — спросила Лена.

Она протянула моему брату руку.

Тот посмотрел на девичьи пальцы.

Пожал их: неуверенно и не сразу.

— Ладно, — ответил Кирилл.

Котова улыбнулась, взглянула на меня.

— Куда побежим? — спросила она.

— До пятнадцатой школы…

…После бессонной ночи я добрался до спортплощадки, истекая потом.

По вискам Котовой тоже стекали большие блестящие капли, девчонка шумно дышала.

Кирилл посматривал на нас с усмешкой.

— Слабаки, — сказал он.

Я пригрозил ему боксёрскими перчатками.

И пообещал:

— Ты о своих словах пожалеешь, малой.

Смахнул со лба влагу и добавил:

— Хотя… скорее всего не сегодня.

В понедельник утром Котова снова побежала вместе с нами.

И во вторник.

Во вторник, шестнадцатого октября, во время большой перемены в коридоре главного корпуса института я встретил Венчика.

Ждал эту встречу уже третью неделю.

Но она всё равно стала для меня неожиданной.

Я почувствовал, как неистово заколотилось в груди сердце. Скрипнул зубами. Сжал кулаки и преградил Венчику дорогу.

Глава 15

Темноволосый, кареглазый широкоплечий парень в аккуратном сером костюме, с кожаным коричневым портфелем в руке шёл мне навстречу со стороны кафедры факультета экономики и организации машиностроительной промышленности.

Я отыскал в памяти его имя: Вениамин Сельчик. Но сам я в воспоминаниях обычно называл его Венчиком: так окрестили Вениамина сокурсники, когда он ещё являлся студентом института. Так же за глаза называли его и прочие студенты.

Я остановился посреди широкого коридора, смотрел на Сельчика в упор. Отметил, что главный комсорг МехМашИна выглядел интеллигентным и стильным мужчиной. Внешне он походил то ли на важного начальника, то ли на киноактёра.

Портила впечатление лишь его сутулость: Венчик вытягивал вперёд шею, словно внимательно рассматривал паркет у себя под ногами. «А ещё он заикался», — подумал я. Но не вспомнил, заикался ли «тогда» Венчик до знакомства с моими кулаками.

Рядом со мной замерла Котова. Она не увидела причину моей остановки — Лена взглянула мне в лицо, удивлённо вскинула брови. Но я не ответил на её безмолвный вопрос: слушал, как в моей груди гулко ударялось о рёбра сердце.

Венчик заметил меня — поднял взгляд, посмотрел мне в глаза. Его улыбка вызвала у меня брезгливость и воспоминания о том, как я трижды опускал кулак на эти бледно-розовые губы. Я будто наяву увидел, как разлетались по сторонам кровавые брызги — тогда.

Котова дёрнула меня за руку. Она разглядывала моё лицо. Я вдруг почувствовал запах её духов: чётко выделил его из букета витавших в коридоре ароматов. Распрямил пальцы; не дёрнулся, когда Венчик обошёл меня по дуге и зашёл мне за спину.

— Сергей, что случилось? — спросила Котова.

Я не обернулся, не взглянул Сельчику вслед. Мазнул взглядом по лицам шагавших мне навстречу старшекурсниц. Девчонки посмотрели на меня с нескрываемым интересом — стоявшую рядом со мной Котову они словно не заметили.

— Так… кое-что вспомнил, — произнёс я.

Глубоко вдохнул и неторопливо выдохнул. Отметил: моё сердце чуть замедлило ритм сокращений. Но оно не успокоилось — как и я. Чувствовал, что меня ещё потряхивало от злости и возмущения. Хотя в этой новой жизни я увидел Венчика впервые.

— О чём ты вспомнил? — сказала Лена.

Она не выпустила мой локоть. Котова будто видела: в своём воображении я рванул вслед за Сельчиком, ударом в затылок повалил того на пол и точно так же, как и в прошлой жизни, превратил его лицо в кровавую маску. Лена нахмурилась.

— У папы нашего Артурчика в следующую субботу свадьба, — сказал я. — Надо бы найти подарок.

— Подарок? — переспросила Котова. — Ты же говорил: тебя на свадьбу не пригласили.

Я вдохнул аромат рижской «Иоланты»: едва уловимый, сменивший средние ноты на базовые. В этот раз он не стимулировал работу моего воображения — напротив, успокаивал. Я потёр гладковыбритый подбородок, пожал плечами.

Ответил:

— Ну и что? Я туда и не пойду. Но подарок всё равно нужен.

Увидел, как разгладилась морщинка между бровей Котовой.

Махнул рукой — в кармане моего портфеля звякнули монеты.

— Ладно, — сказал я. — Время ещё есть. Что-нибудь придумаю.

Дёрнул головой и произнёс:

— Идём. Сейчас уже вышка начнётся.

Под руку с Леной я зашагал по коридору.

Не обернулся.

— Ну-с, приступим, — сказал профессор Баранов.

Он бросил на стол журнал нашей группы.

Баранов пробежался взглядом по лицам студентов первого курса факультета экономики и организации машиностроительной промышленности; взял в руку мел, подошёл к доске. В аудитории раздался шелест открываемых тетрадей. Я смотрел, как профессор выводил на тёмно-зелёной поверхности цифры и символы. Прилежно конспектировал лекцию. Но не задумывался над смыслом этих записей.

— Сегодня мы рассмотрим…

Я прислушивался к поскрипываниям шариковых ручек; слышал, как царапал доску зажатый в руке преподавателя мел; чувствовал, как спокойно и монотонно стучало в груди сердце. Краем глаза я видел, как едва заметно покачивались каштановые локоны на голове сидевшей справа от меня Котовой. Но не смотрел ни на Лену, ни по сторонам — водил взглядом по странице тетради.

Мои мысли сейчас были за пределами аудитории: и даже за пределами настоящего времени.

— … Вспомните те задания, — говорил Баранов, — которые мы с вами разбирали на прошлом занятии…

Я вспоминал. Но не прошлую лекцию по высшей математике. Я вновь прокручивал в голове события из своей прошлой жизни.

Вновь и вновь с удовольствием вспоминал о том, как опускал кулак на лицо Венчика. Помнил, какие чувства переполняли меня тогда. Снова удивился, что не убил Сельчика. Голова комсорга оказалась на удивление прочной: не раскололась на мелкие черепки под напором моей ярости. Веник отделался лишь множественными переломами лицевых костей и выбитыми зубами.