Достал из-за уха сигарету, сунул её в рот. Демонстративно похлопал себя по карманам в поиске спичек. Скорчил недовольную гримасу. И лишь тогда огляделся по сторонам. Радостно оскалился, когда отыскал глазами прятавшийся около кустов и деревьев «Запорожец». Вытянул шею: присмотрелся. Заметил внутри автомобиля белобрысую голову водителя. Выдохнул: «Оба!» Расставил руки, будто в радостном порыве. Двумя пальцами вынул изо рта сигарету, смачно сплюнул на обочину дороги. Всё той же вальяжной походкой приблизился к «Запорожцу». Заглянул в салон — водитель нервно постукивал рукой по рулевому колесу, но не смотрел в мою сторону, будто не замечал меня.

— Здорово, землячок! — произнёс я. — Кого это ты туточки поджидаешь? Рожа у тебя незнакомая. К Варьке Павловой, что ль приехал? Новый хахаль ейный?

Белобрысый взглянул на меня.

— И ты будь здоров, земляк, — сказал он. — Приятеля к знакомым подвёз. Жду вот теперь, когда он с родичами полялякает. Измаялся уже на жаре. Задремал.

Я радостно оскалил зубы и заявил:

— Так если он к нашей Варьке побежал, то до вечера она его не отпустит! Огонь, а не баба! Это тебе любой мужик из нашего посёлка подтвердит! Её все знают!

Я подмигнул водителю — тот пожал плечами.

— Друг попросил подождать, — сказал он. — Вот я и подожду. Ещё немного.

— Не, ну если друг попросил…

Я развёл руками и добавил:

— Друг — это святое! Друзья — это… о-го-го! Это не какие-то там бабы!

Белобрысый кивнул, будто согласился с моими утверждениями.

Я увидел влажный блеск на его висках. Заметил, как мужчина стиснул зубы, и как нервно дёрнулось его левое веко. Мазнул взглядом по синим рисункам на руках водителя. Пошатнулся, будто неуверенно стоял на ногах.

Я взглянул на зажатую в моей руке сигарету, удивлённо вскинул брови и сказал:

— Землячок! Так я чего пришёл-то!

Помахал сигаретой.

Указал сигаретой на лицо мужчины, будто прицелился в него волшебной палочкой.

— Землячок! — сказал я. — Огоньком меня угости, будь другом! Кто-то спички у меня спёр! Какой-то гад…

Пожал плечами и сообщил:

— Наверное, я у Варьки их оставил.

Белобрысый постучал себя по карманам, мазнул взглядом по салону. Покачал головой.

— Прости, земляк, — сказал он. — Спичек у меня нет. Не курю.

Я развёл руками, чуть присел и выдохнул:

— Оба-на!

Наклонился, заглянул в салон через водительское окно.

— Земеля, да ты гонишь! — сказал я. — На машине и без спичек⁈ Так не бывает. За слона меня принял?

Положил руку на горячую крышу «Запорожца».

— Ты пошарь по карманам, зёма! — потребовал я. — Хорошенько пошарь! Зажимать для дембеля огонь — это ж западло!

Я заметил, как вздулись у водителя мышцы на лице под скулами.

Белобрысый упёрся взглядом в мою тельняшку, нахмурился.

— Нет у меня спичек, парень, — сказал он. — Говорю тебе: я не курю. Так что иди своей дорогой, земляк. Не задерживайся.

— Ха! Вот те раз! Приехали!

Я ударил ладонью по крыше автомобиля и заявил:

— Не зёма ты мне, мужик! Понял⁈

И снова саданул рукой по автомобилю — будто стукнул по металлическому тазу.

Водитель вздрогнул.

— Ты чмо, а не зёма! — заявил я. — Самое настоящее чмо! Понял⁈

Выронил из руки сигарету, смял тельняшку на своей груди, спросил:

— Ты десантуру не уважаешь, чмо⁈ Плюнуть в полосатую душу хотел⁈

Я склонился влево, с громким звуком смачно харкнул на ветровое стекло — струя слюны перечеркнула лобовуху наискосок, от неё вниз потекли похожие на пену капли.

— Вот так-то! — сказал я.

Белобрысый встрепенулся.

— Ты что творишь, пацан⁈ — сказал он.

— Не уважаешь десантуру, да⁈ — повторил я. — А если вот так⁈

Картинно замахнулся и будто молот опустил кулак на капот. «Запорожец» отозвался на издевательство глухим жалобным стоном. С ветвей ближайших деревьев вспорхнули стайки мелких птиц.

— Как тебе такое⁈ — сказал я. — Нравится, чмо⁈ Да⁈

Рукавом стёр с губ слюну.

Водитель среагировал на жалобы автомобиля цветастым матерным выражением. Он впился в мою переносицу взглядом. Блеснул золотой коронкой.

— … Рамсы попутал, балетный⁈ — завершил свою тираду мужчина. — Вали отсюда, чушкан!

На пустырь за моей спиной приземлилась стая ворон. Птицы громким карканьем будто спародировали возмущённый голос белобрысого водителя «Запорожца».

Я усмехнулся и выдохнул:

— Чё⁈

Сунул руку в салон и схватил мужика за воротник, потянул его вверх.

— Чё ты сказал, чмошник⁈ — спросил я.

Приподнять водителя не сумел — поэтому я толкнул белобрысого.

Тот едва не повалился на пассажирское сидение, вцепился в рулевое колесо.

Я попятился от «Запорожца» на слегка согнутых ногах. Будто случайно споткнулся о камень — пошатнулся, но устоял. Жестом поманил к себе сверкавшего глазами и золотым зубом водителя.

— Выбирайся из коробочки, чмо! — потребовал я. — Никто, кроме нас! Слышал о таком⁈ Сейчас я тебе это объясню!

Я заметил на земле свою сигарету — неуклюже поднял её, сдул с неё пыль и сунул сигарету за ухо. Засучил рукава, сквозь зубы сплюнул на переднее колесо автомобиля.

Сжал кулаки, потребовал:

— Выходи, чмо синюшное! Накажу тебя! Узнаешь, что такое советская десантура!

Белобрысый покачал головой. Он тихо выругался, стиснул зубы. Из-под бровей взглянул через грязное лобовое стекло в направлении поворота к посёлку. Со стороны Верхнего кладбища донеслось рычание мотоциклетного двигателя и громкие щелчки. Я повернул голову; вскоре увидел уже знакомый мне «ИЖ-56» с коляской и восседавшего на нём Степана Кондратьевича. Мужчина ехал неторопливо; без мотошлема и без очков. Почти не пылил. Степан Кондратьевич заметил меня. Но не махнул рукой и не просигналил. Коляска дребезжала, двигатель мотоцикла рычал и щёлкал, будто отмерял пройденное расстояние. Мотоциклист свернул в посёлок — рычание и щелчки стали тише.

Я снова взглянул на белобрысого; стукнул себя кулаком по груди и крикнул:

— Выходи, чмо! Я тебя щас на карантин отправлю! Или ты уже обоссался от страха⁈

Моё требование громким карканьем поддержали оккупировавшие пустырь вороны. Я взмахнул согнутой ногой: изобразил карикатурное карате. Топнул сандалией по дороге, поднял облако пыли.

Белобрысый шумно выдохнул. Произнёс красивую фразу, которая в переводе с матерного на литературный язык прозвучала бы как: «Сударь, вы сами меня вынудили вас жестоко наказать». Он распахнул дверцу.

«Кар!» — среагировали на появление водителя «Запорожца» вороны. Две крупные чёрные птицы уселись на большой камень, будто заняли места в зрительном зале. Пристально рассматривали меня и моего соперника.

«Согласен с вами, — мысленно ответил я птицам. — В машине он выглядел… поменьше». Расставил локти, перешагнул с ноги на ногу. Двумя руками подтянул почти до пупка штаны.

Белобрысый выпрямил спину, расправил плечи. Я отметил: ростом он мне заметно уступал, но был шире в плечах и на десяток килограмм тяжелее. «Это плохо», — подумал я.

Водитель сунул руку в карман брюк. Угрожающе ухмыльнулся. «Нож или кастет?» — прикинул я. Шагнул белобрысому навстречу. «Двоечка»: в лоб, в челюсть.

Мужчина взмахнул руками, ударился об автомобиль и повалился на землю. Рядом с ним о придорожные камни звякнул металлический кастет. «Это плохо, — снова подумал я. — Как же я тебя понесу?»

— Ничего, Сергей Леонидович, — пробормотал я. — В этой жизни тебе не только тощих девиц придётся на себе носить.

Я взял белобрысого за грудки, усадил его, прислонил спиной к «Запорожцу». Изо рта водителя потекла подкрашенная кровью слюна. Я брезгливо скривил губы, но всё же забросил мужчину себе на плечо.

— Да, уж. Это не Котова…

«Кар!» — обиженно прокричали вороны.

— Ну, а что вы хотели? — ответил я им. — Всё. Цирк уехал. У клоунов закончился рабочий день.

Подбросил свою ношу, чтобы та удобнее расположилась на моём плече; шагнул на дорогу и произнёс коронную фразу волка из старого советского мульфильма про козлят: