Я постучал пальцем по учебнику.

— Сергей, зачем ты их обманул? — спросила Лена. — Ведь это же ты унёс меня из квартиры! Перед самой авиакатастрофой. Признайся в этом хоть сейчас!

Она смотрела на меня: пристально, не моргала.

Солнечный свет придавал коже на её плечах золотистый оттенок.

— Признаться в чём? — спросил я.

Развёл руками, показал собеседнице пустые ладони.

Котова тряхнула блестящими кудрями.

— Ты думаешь, я не запомнила твоё лицо? — сказала она. — Я ещё тогда, на пороге квартиры, подумала, что у тебя красивые глаза. В военной форме ты выглядел сильным, мужественным. И звезда на твоём синем берете ярко сверкала…

— На голубом.

— Что?

Котова чуть склонила голову — взглянула на моё лицо под иным углом.

— Десантники носят голубые береты, — сказал я.

Муха снова поползла в мою сторону, словно заинтересовалась темой ВДВ.

— Вот видишь, Лена, — сказал я, — ты не запомнила даже цвет берета. А говоришь, что рассмотрела лицо того парня.

Усмехнулся и добавил:

— Ты видела-то его, небось, всего пару секунд. И половину этого времени разглядывала звезду на его берете.

Я облокотился о столешницу — стол жалобно простонал.

Муха замерла.

— Если ты вообще видела того десантника, — сказал я. — А не нарисовала его образ в своём воображении.

Увидел, как Котова нахмурила брови.

Сказал:

— Высокий парень, с красивыми глазами и в парадной форме ВДВ — идеальный образ спасителя юных девиц. Не находишь? Вот его ты и представила, когда сильно испугалась.

Пожал плечами.

Над переносицей девчонки заметил тонкую вертикальную морщинку.

— Последствия пережитого стресса, — сказал я. — Это нормально. Обычный посттравматический синдром. Пройдёт.

Снова откинулся на спинку стула.

— Как писал Максим Горький, а был ли мальчик? — сказал я. — Подумай, Лена, а был ли тот десантник? Тот, который на досуге ворует из квартир пугливых девиц.

Муха возмущённо зажужжала, метнулась к окну.

Солнце снова спряталось за облаками.

Котова подпёрла кулаками бока (будто спародировала свою подругу) и улыбнулась — весело, не обиженно.

— А сейчас я тебя тоже выдумала? — спросила Лена. — Ты на это намекаешь? Я правильно тебя поняла?

Морщинка над её переносицей разгладилась.

— Говоришь, что я сошла с ума? Убеждаешь: я вломилась в пустой чужой дом, и сейчас разговариваю сама с собой? А твои трусы с цветочками — это моя девичья фантазия?

Котова дёрнула плечами. Стремительно подошла к столу — склонилась над столешницей и толкнула меня кулаком в грудь.

Запах «Иоланты» усилился.

Лена выпрямилась, запрокинула голову и звонко рассмеялась.

— Надо же, ты настоящий, — сказала она. — Не воображаемый.

Поаплодировала — почти беззвучно.

— Браво, Сергей, — сказала Котова. — Ты убедительно говорил. Я даже усомнилась в собственных воспоминаниях. На пару секунд.

Она провела рукой по ресницам, словно утёрла слёзы. Прижала ладони к груди: на этот раз, к своей.

— Моё девичье сердце дрогнуло от жалости к самой себе, — сообщила Лена. — Я почти поверила в то, что сперва придумала красавца военного, а потом в своём воображении раздела его до трусов. Представляешь, Сергей?

Котова улыбнулась — её глаза задорно сверкнули.

— Ладно, хоть мой воображаемый спаситель не остался в одном берете, — сказала она. — Такого зрелища моё девичье сердечко точно бы не выдержало. Оно бы выпрыгнуло из груди прямо в руки спасителя… Воображаемого, разумеется.

Девчонка на шаг попятилась.

Улыбка на её лице сменила эмоциональный оттенок: утратила ироничность.

— Знаешь, Сергей, — сказала Котова, — мы с ребятами вчера гадали, что и почему произошло в тот день, когда разбился самолёт. Но ни к какому правдоподобному выводу не пришли. Ведь ты действительно не знал, что я останусь тогда дома.

Я накрыл ладонью учебник, смотрел Котовой в глаза.

Лена покачала головой.

— Я и сама этого не знала, — сказала она. — В пятницу я думала, что поеду с родителями к деду. Но вечером сказала папе, что займусь подготовкой к экзаменам. Решила: уговорю Наташку в субботу пойти в парк…

Котова поправила лямку сарафана.

— … Позвонила Тороповой. Договорились, что в полдень встретимся около парикмахерской…

Лена не улыбалась — задумчиво смотрела поверх моей головы.

— … А потом пришёл ты. И самолёт…

Я заметил: девчонка сжала кулаки, спрятала внутри них большие пальцы.

Котова опустила на меня взгляд.

— Сергей, — сказала она, — я надеюсь: когда-нибудь ты расскажешь, что в действительности тогда произошло. Почему ты ко мне пришёл. Как ты узнал… обо всём. И по какой причине теперь молчишь. Ладно?

Я не пошевелился.

В окно гостиной снова заглянуло появившееся из-за облаков солнце.

— Как бы там ни было… — произнесла Котова. — Спасибо, Сергей, что спас меня тогда.

Лена выпрямила спину, расправила плечи.

Я смотрел в её глаза, вдыхал аромат «Иоланты».

— Если бы я тогда осталась в квартире… о таком и подумать страшно. Там обрушился потолок, случился пожар. Пожарный сказал: мне повезло, что я вовремя вышла во двор. Двигатель самолёта упал прямо на мой письменный стол.

Котова покачала головой. Улыбнулась.

Муха устала слушать — вновь закружила вокруг люстры под потолком.

— Я придумала себе хорошего спасителя, — сказала Лена. — Мама всегда говорила, что у меня замечательная фантазия. А ведь она тоже не поверила, что меня в то утро из квартиры на руках вынес парень в военной форме.

«Не на руках, а на плече», — подумал я.

Кивнул и сказал:

— Твоя мама мудрая женщина.

Усмехнулся.

— Папа тоже об этом часто говорит, — заявила Котова. — А ещё он меня учил, чтобы я не отрывалась от коллектива. Так что брось пока свои учебники, Сергей. Выбирайся из-за стола. Вливайся в наш коллектив. Ребята нас ждут.

Улыбка на лице Лены стала шире и ярче.

Котова расправила складки на сарафане. Стояла передо мной с прямой спиной и улыбалась — будто привыкший к выступлениям на сцене артист.

— Сергей, ты ведь не прячешься от меня, правда? — сказала она. — Больше ни слова сегодня не скажу о том случае с самолётом. Или ты всегда стесняешься девчонок? Вылезай из своей ракушки, десантник. Ни я, ни Наташка тебя не укусим. Обещаю!

Лена призывно махнула рукой.

Муха сошла с окололюстровой орбиты и улетела в прихожую.

Я снова отодвинул от себя учебник физики.

— Котова, твой папа тоже мудрый человек, как и мама, — сказал я. — Он правильно тебе говорил: не отрывайся от коллектива. Потому что он знает: вместе с коллективом отрываться всегда лучше и веселее. И в этом я с ним полностью согласен.

Я почесал грудь и попросил:

— Любезная комсомолка, подай мне, пожалуйста, мои штаны и тельняшку.

Солнце уже перевалило за зенит. Оно разогнало облака — припекало мне голову и намекало: я зря не прихватил отцовскую кепку. Ветви деревьев и кусты малины не шевелились, будто я видел их не вживую, а на фотографии. Доски забора показались мне горячими, будто их только-только вынули из костра. Скрип соседской калитки спугнул с ветвей шелковицы шустрого воробья — тот громко обчирикал меня и умчался в направлении сада моих родителей.

Я посторонился, галантно пропустил вперёд свою спутницу. Та поблагодарила меня улыбкой, блеснула глазами. В соседском дворе меня и Лену Котову встретили любопытные взгляды наших будущих сокурсников, запах табачного дыма (на столе рядом с Артуром дымилась сигарета) и бодрая песня «Вершина» из кинофильма «Вертикаль». Исполнял её Прохоров — он безжалостно терзал струны гитары, подражал хриплому голосу Владимира Высоцкого.

— … Кто здесь не бывал, кто не рисковал…

Наташа Торопова будто нехотя махнула мне рукой. Она не улыбнулась. Смотрела на меня пристально, неприветливо. Без смущения оглядела меня с головы до ног. Задержала взгляд на моих пальцах, торчавших из видавших виды сандалий. Сощурила глаза. Я подмигнул ей — но и этим действием не спровоцировал Наташу на улыбку. Отметил, что Торопова сменила наряд: сегодня она явилась в посёлок в бежевом платье с короткими рукавами и в белых босоножках.